Родословная Книга

История заселения юго-западной России имеет живой и важный интерес для уяснения судеб не только этого края Русской земли, но и целой России в ее отношениях к восточному и западному миру. Благодаря такой (хотя и мало осознанной) важности предмета, составились две теории, одинаково крайние и взаимно противоположные. По мнению одних, население южной Руси носит явные следы туранского элемента (тюрко-татарского), что будто бы произошло от долговременного прилива тюркских племен в эту страну по мере истребления ими древнеславянского населения. Уже в древний период (до пол. XIII в) непрерывный ряд сменявших друг друга влияний хазар, печенегов, торков, берендеев, черных клобуков и половцев должен был с юга сузить территорию славянского населения и разбавить туземный этнографический элемент большой примесью азиатской крови. Татарское завоевание завершило этот ряд побед туранства над европейской Русью. Так, думают, можно объяснить вообще образование этнографических особенностей малороссийского племени. Эта так называемая туранская теория, имеющая немногих последователей, нас не интересует теперь, хотя в нижеследующих замечаниях будет сообщено несколько фактов, не бесполезных для правильной оценки ее выводов.

Наоборот, другие, в особенности польские писатели, исходя из того же пункта опустошения южной Руси татарами, приходят в обратному выводу, – утверждая, что в опустелом крае явилась (с XIII в.) новая этнографическая особь, мало имеющая общего с древней Русью; колонисты с запада, именно из Польши, смешавшись с остатками коренного населения, положили будто бы основание новому племени, более близкому к лехитской расе, чем к русской. По этой теории, заселение Руси силами Польши начинается с крайних западных окраин русской земли в V в. было закончено заселение Руси Червоной со старой Волынью и Подолией; с конца XVI и в нач. XVII в. дошла очередь до укринских пустынь южной Руси (по Любомирскому, уже в пол. XVI в. заселены пустыни Брацлавские и Подольские). Участие Польши в быстрой, почти чудотворной колонизации южных степей в XVI-XVII в. не ограничивается мерами государственного благоустройства; здесь именно действуют будто бы племенные  (этнографические) силы Польши; один из польских писателей выражается на этот счет так:

"Стремление к выселени. на окраинные пределы было столь неудержимо, что земли срединной Польши, к великому ущербу для себя, совершенно опустели, хотя тогда усиленно старались сдержать это зло, воспрещая во многих сеймовых постановлениях бегство холопов и постановляя строгие наказания для каждого, кто сманивает чужих подданных" (1). Хотя это замечание относится к времени заселения украинных пустынь с конца XVI в., но может служить для нас иллюстрацией и того, как следует понимать мысль польских писателей о первоначальном заселении Руси после опустошения ее татарами.

В свое время Грабовский (2) писал следующее: "Отнятые у азиатских дикарей и очищенные от них пустыни, поляки мало помалу заселили, упрочив безопасность русичей, остававшихся на своих пепелищах, в лесах, болотах и байраках, и заохотив разбежавшихся в другие земли возвратиться на родину". То было сказано почти 30 лет тому назад; казалось бы, что мнения и тогда казавшиеся устарелыми, уже не будут повторяться потом в польской литературе, без всякой проверки и без новых оснований. Однако подобные же взгляды продолжают и доныне высказываться и (что удивительнее) именно такими учеными, которые положили первое основание изданию ценных историко-географических материалов, ведущих с очевидностью к выводам обратным. Между прочим, выводы Шайнохи (3) и кн. Тад. Любомирского (4) повторены в общем виде г. Яблоновским (5). Этот последний, уважаемый ученый имеет дело с колонизацией украинных русских пустынь в конце XVI и нач. XVII в., а не с первоначальным заселением центральных частей южной Руси; однако мимоходом и вкратце повторяет общие взгляды польских писателей и на этот предмет, – взгляды, очевидно, превратившиеся в аксиому в польской ученой исторической литературе. Приведем его слова: "После монгольского погрома Русь не имела совершенно никаких сил к своему восстановлению и никогда не была бы в состоянии исполнить это сама. Литва смогла бы только оборонить, обезопасить ее на время, но не могла ее поднять, заселить, привести в порядок и наклонить к европейской цивилизации. Такая историческая задача выпала на долю Польши; будучи для нее залогом фактического обладания русскими землями и моральным оправданием этого обладания, такая задача сделалась с течением времени ее высокой исторической миссией. И эту задачу она выполняла тщательно и усердно" (6). С удовольствием должны отметить, что некоторые из польских писателей не повторяют уже заблуждений своих соотечественников.

До некоторой степени, подобные польским, были высказаны взгляды на этнографический состав населения юго-западной России со стороны некоторых русских писателей. Так, по мнению М. П. Погодина, нынешние особенности малороссийского племени не могут быть иначе объяснены, как предположением, что в эпоху Батыя (и вообще татарщины) все древнее население Киевской Руси было частью истреблено, частью выселилось на север россии (на территорию будущего Московского государства), что на место его явилось совершенно новое население с карпат, не жившее прежде общей жизнью с другими русскими племенами, а потому отличающееся от прочих русских (великоруссов); новое население Украины не имеет ничего общего с древним племенем полян, населявших Киевскую страну до татар. Хотя Погодин говорит о населении Украины, но цель его теории - объяснить этнографические особенности всего малороссийского племени, необходимо заставляет расширить пределы применения его теории.

Таким образом вопрос о населении юго-западной Руси поставлен весьма давно. Столь же давно против этих ошибочных теорий о новом заселении юго-западной Руси, слышались правдивые голоса русских писателей, неумолкающие и до сих пор. Еще Максимович, в полемике с Погодиным, старался установить правильный взгляд на дело по одной части вопроса, именно по вопросу о мнимом опустошении Украины татарами. Отразив произвольную гипотезу Погодина (7), он еще с большей силой и меткостью дал отпор польской теории Грабовского (8). Но Максимович, по свойственной ему манере, обыкновенно касался важнейших исторических вопросов лишь в кратких критических ударах, которыми так сильно и верно умел отражать всякое мнимо-ученое наездничество; хотя в его сжатых заметках совмещается нередко богатство эрудиции с талантливым историческим чутьем, но в них лишь намечаются вопросы, а отнюдь не разрешаются вполне. По вопросу о заселении южной России он сам высказал следующее: “Этот исторический предмет требует еще новой и подробнейшей разработки, как и вся вообще история Малороссии в три первых эпохи ее жизни с нашествия Батыева”.

С тех пор и до сего дня этот вопрос в русской исторической науке не подвергся еще подробнейшей разработке и далеко не может считаться окончательно разрешенным, хотя по частям его касались многие, как в общеисторических трудах, так и в отдельных исследованиях, посвященных другим вопросам. Во всяком случае эти работы приближают возможность будущего полного разрешения вопроса (на что отнюдь не претендует составитель настоящих заметок).

Нельзя было бы и требовать от русской науки каких-либо решительных приговоров по данному вопросу, так как большая часть средств для его разрешения, т. е. древних историко-географических материалов, осталась неизданной. Изданием некоторых из них мы обязаны упомянутому польскому ученому Яблоновскому, в руках которого был однако материал неполный и нецельный (люстрации, напечатанные им в 1877 году большей частью, представляют лишь краткие извлечения из подлинных) (9). Киевская комиссия, уже с давних времен издавала люстрационные акты по частям (10) и ныне старается пополнить этот существенный и огромный пробел в научных данных по вопросу столь великой важности.

Хотя исследования русских ученых не обнимают всего вопроса о заселении юго-западной Руси ни по пространству, ни по времени; но ими уже установлено несколько точных данных; дополнив их выводами, полученными из печатаемых ныне материалов, мы можем свести и выразить их в следующей схеме:

1.      Опустошение страны татарами в половине XIII века отнюдь не было полным.

2.      Новое заселение центральных частей (Волыни и Галиции) после Батыева опустошения в XIII в. совершилось в то время, когда Польша не могла иметь на то никакого влияния, ибо тогда существовало здесь совершенно независимое русское государство Даниила и его преемников. Несмотря на повторяющиеся нашествия татар, население восстановлено собственными силами русской нации (с незначительной инородческой примесью) подобно тому, как одновременно такое же восстановление населения совершилось в северо-восточной Руси. Главными колонизаторами в эту эпоху явились князья: Даниил и Василько Романовичи, Владимир Василькович и Лев Даниилович.

3.      В первой половине XIV в. территория юго-западных русских княжеств раздвоилась между государствами Литовским (Волынь, Подолия, Киевская и Черниговская земли) и Польским (Галиция и часть Подолии). В первом население южных окраин (Киевской и Подольской) восстановлено в тех границах, в каких оно было до татарского завоевания, и отчасти подвинуто далее в степи к Черному морю, благодаря военной деятельности Гедимина и организаторской предприимчивости Ольгерда, Александра Ольгердовича Киевского и его потомков, а также князей Кориатовичей (на Подолии) и Витовта.

Хотя и в начале XV века южная Русь множество раз была опустошаема вновь татарами, но население ее восстанавливалось в тех же пределах (до нашествия Менгли-Гирея 1482 года) без всякой помощи со стороны Польши. Литовские князья, действительно защитили южные пределы русских земель и подвинули не литовскую, а русскую колонизацию, сами усваивая весьма быстро русскую национальность.

Наоборот в украинных степях Червоной Руси, т. е. части Подолии, которая захвачена поляками, не видно никаких успехов колонизации; там раздаются польским шляхтичам большей частью готовые населенные имения.

4.      В 1482  и следующих годах произошло вторичное громадное опустошение почти всей территории юго-западной Руси, но в особенности украинных мест Киевской земли; здесь уцелели почти одни укрепленные места и поселения вокруг замков. Наставшее потом запустение продолжалось и в первой половине XVI века. Но с этим новым опустошением совпадает начало обратного наступательного движения русской национальности на татарские степи в форме Днепровского и Бугского казачества. Явление это есть самостоятельная попытка русского населения обеспечить наконец свою территорию от нападений с юга, - попытка, предпринятая вопреки правительственным целям Литовского государства. Казачество само в себе есть национально-русское явление; состав казацких обществ не есть сброд людей всякой национальности; главнейший контингент его доставляет Волынь, Полесье, Северщина и Белоруссия, отчасти северно-русский земли (Московское государство), но не Польша. Соседние польские провинции, напротив отвлекали колонизацию от степей к себе, так что замечается обратное движение русского населения в Польшу.

5.      Со времени унии 1569 года, Польша в первый раз получила возможность действительного прямого влияния на судьбу юго-западной Руси, ибо воеводства Киевское, Брацлавское, Подольское и Волынское присоединены непосредственно к территории Польского королевства. С этим событием  совпадает (в конце XVI века) огромный и быстрый прилив колонизации в южнорусские степи. Это обстоятельство и служит неосновательной опорой изложенной выше теории польских писателей о заслугах Польши в деле заселения опустелой Руси. Действительно, это было делом Польши, но отнюдь не ее заслугой. Не Польша высылала колонистов в пустые украины из-за желания им блага, а наоборот население бежало из внутренних населенных мест Руси от утверждающихся там польских порядков (шляхетства и крепостного права) вследствие унии 1569 и от религиозных смут, возбужденных унией 1596 года. В степях закипела новая жизнь; степи, от веков не имевшие славянского оседлого населения, наполнились селами, местечками , даже городами, под прикрытием военной общины Запорожья. Все эти поселения наполнялись выходцами не из Польши, а Волыни, Северщины, населенных частей Киевской земли и северо-западной Руси, в ущерб густоте населения этих последних и к отягчению участи оставшихся на месте. Беглецы надеялись на новой девственной почве укрыться от преследования новых общественных и государственных порядков и там продолжать или воссоздать древнерусские начала общинной жизни. Но напрасно. Польское правительство и дворянство тотчас воспользовалось этим явлением, чтобы расширить пределы шляхетской колонизации через раздачу новых земель польским и ополяченным русским магнатам. “Непослушная” казачина (как она именуется в люстрациях) сначала не давала отпора шляхетству, гнавшемуся по его следам, так как поселенцы пользовались долговременными льготами (до 30 лет) от всяких повинностей, работ и платежей; но когда к 20 годам XVII века срок этих льгот истек и началось действительное применение шляхетской власти, то протесты начались в форме казацких восстаний. Когда такие восстания были подавлены, то тотчас обнаружился подлинный характер польского влияния на колонизацию степей: огромные массы поселенцев уходили в Заднепровье внутрь украинных степей Московского государства. Таким образом польские порядки, начавшиеся с 1569 года, в конце концов привели к уменьшению населения сначала в центральных местах южной Руси, а потом и к новому запустению степей; они невольным образом содействовали заселению соседнего государства в ущерб собственного. Между тем дома на территории южной Руси польско-шляхетское землевладение продолжало идти по пятам казацкой колонизации; не привлекало ее, а гнало все дальше к порогам Днепра и к южному Бугу, пока ггонимое население не обернулось назад и не дало рокового отпора на Желтых Водах и при Корсуне и не погнало шляхетскую колонизацию обратно к берегам Вислы (при Богдане Хмельницком).

6.      События эпохи Хмельницкого , громадные битвы и повсеместная народная борьба уменьшили вновь населенность юго-западной Руси; но победы Богдана зато привлекли в край новых переселенцев из других частей Литовского государства, так что ко времени присоединения Малороссии к Московскому государству населенность этой страны является (в переписях, составленных Московскими чиновниками в 1654 году) весьма значительной. Обратное занятие правобережной Украины и возникшие отсюда смуты второй половины XVII века вновь вызвали здесь уменьшение населения через бегство его в Московскую слободскую украину. Правда, потом новыми чрезвычайными льготами польские землевладельцы опять (в начале XVIII века) привлекали к себе поселенцев на правый берег Днепра, между прочим и из тех, которые ушли было в пределы России, но потом, по миновании срока обманчивых льгот, наступили старые бедствия польско-казацких смут, взаимного истребления двух славянских народов в братоубийственной резне (гайдамачине). Колонизационное движение в степные места - к Черному морю с этой стороны прекратилось.

7.      Окончательное заселение степей до Черного и Азовского морей совершено уже силами Российского государства, которое в половине XVIII века охватило своими новороссийскими колониями южные пределы польского королевства, так что еще при существовании Речи Посполитой колонизационная миссия ее окончательно уступлена ее соседу. При этом Империя русская пользуется для заселения главным образом тем же этнографическим южно-русским материалом. Последние явления, впрочем, совершенно выходят за рамки нашей задачи, переходя в иную страну (Новороссию).

Из этой общей схемы движения южно-русской колонизации выдается, как поражающий факт, живучесть и устойчивая энергия южно-русского племени. Русский народ весь по преимуществу народ колонизаторский; но южнорусская часть его, не имея способности всасывать в себя инородческие элементы, и увеличиваться инородческой примесью, из самой себя выводила силу, противостоящую беспрерывным потрясающим ударам, наносимым ей с половины XIII века по век XVIII, и не только не исчезла, но и вынесла из этого горнила 400-летних истязаний свой чистый русский этнографический тип, незаметный разве только для предубежденных глаз какого-либо тураниста или отрицаемый по требованию предвзятой теории. И это каждым может быть проверено не только на тех частях южной Руси, которые входят ныне в состав Русского государства, но и в стране, с XIV века и до сих пор отчужденной от него (Галиции). - С другой стороны в истории польской национальности поражает явная малоспособность к колонизационному движению; не только инородческие страны, прилегающие к Польше (литовские, румынские, татарские), не испытали никакого племенного переворота от соседства и долговременного владычества Польши, но и русские земли, частью бывшие под влиянием, частью под властью Польши, не представляют нигде и признака народной польской колонизации. Лишь высшие классы (и притом весьма недавно) усвоили польский облик, что, очевидно, не входит в идею народной колонизационной деятельности.

М. Владимирский-Буданов

21 ноября 1886 года

ПРИМЕЧАНИЯ: 

(1) А. Яблоновский "Źródła dziejowe", T. V, str. IX.

(2) “Записки о южной Руси” П. А. Кулиша, т. II.

(3) “Zdobycze pługa Polskiego” в “Szkicach historicznich”, T. III.

(4) “Północno-wschodnje wołoskie osady” (Sprawa włoscianska, Т. I).

(5) Źródła dziejowe, T. V, Warszawa, 1877.

(6) Źròod. dz, T. V str II.

(7) “О мнимом запустении УКраины в нашествие Батыево и населении ее новопришлым народом” (Рус. Беседа 1857, кн. IV; также Собр. сочин. I, 131--145.).

(8) “О причинах взаимного ожесточения поляков и малороссиян, бывшего в XVII в.” (Рус. Беседа, 1857, кн. IV. Собр. сочин. I, стр. 248-276.).

(9) Źródła dziejowe, T. V Lustracye krolewsczyzn и T. VI Rewizya zamków ziemi wołyńskiej.

(10) См. Памятники, т. IV (люстрация Волыни 1545 года); Архив ч. IV т. I (люстрация Овруча 1545 года), ч. VI т. I (люстрация Брацлавского замка).